|
|
 |
 |
Библиотека
Священник Александр Берташ. История захоронения св.пр. Иоанна Кронштадтского в 1920–1940 г.г.
Вокруг
судьбы гробницы св. Иоанна Кронштадтского в храме-крипте Иоанновского монастыря
в Санкт-Петербурге сложилось множество преданий. Мнение о том, что мощей в
усыпальнице нет, господствует в Русской Православной Церкви Заграницей. Похожее
писал в 1966 г. атеист-кощунник Н. Юдин, излагая почти через
40 лет события 1920-х гг. Однако в обоих случаях не было приведено никаких
документальных подтверждений. Иное предание, со ссылками, в числе прочих, на
воспоминания Н. Д. Жевахова и монахини Вероники (Врасской-Котляревской),
приводит М. В. Шкаровский в своей фундаментальной монографии об
истории монастыря. По сообщению Т. И. Орнатской, оно бытовало и среди
родственников Кронштадтского пастыря. Представляется, что рассматриваемые ниже
документы подтверждают истинность свидетельства о том, что мощи св. Иоанна
во все лихолетье почивали на месте его первоначального упокоения и
являлись залогом нынешнего возрождения Иоанновской обители.
Настоящая работа затрагивает период
1923—1926 гг. и основана на трех группах источников: архивных делах из ЦГА
С.-Петербурга (фонды Ленгубисполкома, ф. 1000, секретный отдел; Ленгорисполкома,
ф. 7384, церковный стол; Отдела управления Петрогубисполкома, ф. 1001;
Исполкома Петроградского райсовета, ф. 151) — ранее известных (1923 г.) и,
прежде всего, сравнительно недавно рассекреченных (1926 г.), а также
на газетах того времени. Важность вопроса заставляет вновь вернуться к нему
и после выхода в свет книги М. В. Шкаровского и рассмотреть
подробнее судьбу мощей св. прав. Иоанна Кронштадтского.
Как известно, о. Иоанн еще в
1904 г. через ходатайство к митрополиту Антонию (Вадковскому) получил
разрешение быть погребенным в крипте Свято-Иоанновского монастыря — в порядке
исключения из существовавшего законодательства. 23 декабря 1908 г. Кронштадтский
пастырь нашел упокоение пеpед пpавым клиpосом церкви-усыпальницы во имя святых
пророка Илии и Царицы Феодоры. Над его могилой, находившейся, что важно
отметить, на очень небольшой глубине, была положена массивная мраморная плита с
изобpажением Кpеста, Св. Евангелия и pезной митpы из мрамора. В 1911 г. на
гpобнице был помещен обpаз пpп. Иоанна Рыльского работы академика живописи
Н. П. Шаховского. Перед ним горела неугасимая лампада. Могила
пользовалась всеобщим почитанием — у нее молились члены Цаpствующего Дома,
более восьмидесяти аpхиеpеев (только в 1909 г.), многие тысячи богомольцев
со всех концов России. Кроме того, у мощей о. Иоанна происходили исцеления (в
1909 г. отмечено 12 исцелений).
15 августа 1919 г. Петроградским
райсоветом было выдано временное свидетельство о регистрации приходской общины Иоанновского
монастыря. После кончины 13 июня 1921 г. прот. Димитрия Федорова
настоятелем монастырских церквей стал муж племянницы о. Иоанна Кронштадтского,
протоиерей Иоанн Николаевич Орнатский, председатель приходского совета с июля
1920 г. В августе 1922 г. приход примкнул к Петроградской
автокефалии, противодействовавшей распространению в епархии обновленчества.
Возможно, в связи с этим 10 апреля 1923 г. отдел управления Петроградского
райсовета сообщил в приходской совет о немедленном расторжении договора с
«двадцаткой» как «нарушающей общественный порядок». 12 мая дела были
переданы новой, более близкой властям общине во главе с прот. Иаковом
Журавским. Она принадлежала радикальной обновленческой группировке «Петроградский
епархиальный комитет группы православного белого духовенства «Живая Церковь». Монастырь,
сохранивший верность «староцерковникам», оказался в положении самоуправляемого,
новая «двадцатка» впоследствии даже просила замуровать проход между церковью и
обителью. Ключи от усыпальницы находились у старосты А. Г. Тимофеева.
Согласно секретному постановлению Петрогубисполкома
(ПГИ) от 19–25 мая 1923 г., монастырь надлежало закрыть и
использовать его строения «под общественные нужды». В это время власти еще не
определили свою политику относительно захоронения о. Иоанна Кронштадтского: видимо,
в связи с предстоящим закрытием обители Петроградский райисполком предлагал
перезахоронить останки в Новодевичий монастырь, против чего выступили
живоцерковники. Особый представитель комитета «Живая Церковь» — сам прот.
И. Журавский — был командирован для «решения этого вопроса» «в высшие
правительственные инстанции г. Москвы».
Обновленческое Петроградское
Епархиальное управление (ПЕУ) в лице прот. А. Боярского занимало не
столь однозначную позицию. Губисполком стремился подчеркнуть разногласия среди
обновленцев и указывал, что ПЕУ, напротив, «всецело пошло навстречу Губисполкому
в вопросе о раскассировании реакционно настроенных против церковного обновления
монахинь, свивших себе в стенах Иоанновского монастыря достаточно крепкое
гнездо т. н. автокефального движения». По словам Председателя Петрогубисполкома,
ПЕУ «также предложило свои услуги» «в вопросе о перенесении праха протоиерея
Сергиева, наметив место для захоронения» теперь уже «на кладбище б.
Александро-Невской лавры». Прот. Журавский же, «захватив недавно в свои руки
эксплуатацию Иоанновского монастыря в смысле обслуживания религиозных
потребностей верующих», почувствовал, «что с его ликвидацией уплывают из рук
колоссальные доходы… идя в разрез желаниям Петрогр. Епархиального Управления,
начал искусственно подбивать верующих к выражению недовольства решением Петрогубисполкома».
Однако и прот. А. Боярский 4 июня ходатайствовал в высший Церковный
Совет об оставлении монастыря действующим, указывая, что «обновленческое
движение должно будет перенести громадные нарекания со стороны многочисленных
почитателей почившего пастыря». Мощи остались на месте, но заявления о
приостановке решения ПГИ «в интересах обновленческого движения» не возымели
эффекта. Как предполагает М. В. Шкаровский, сказалось и «усиление в
1923 г. влияния возглавлявшего петроградские власти председателя
Коминтерна Г. Е. Зиновьева, который со своим ближайшим сподвижником
Г. Евдокимовым лично выступал за закрытие Иоанновского монастыря».
31 июля Президиум ВЦИК постановил утвердить решение ПГИ. 14 ноября,
по словам верующих, «по неизвестным причинам храмы были закрыты и на все
попытки узнать о причинах был один ответ — «по распоряжению Исполкома».
Предвидя скорое
разорение, прот. Иоанн Орнатский, отставной поручик Е.В.Фиделин
(племянник св. Иоанна) и другие его родственники — Гартц и Озерова —
20 ноября обратились с ходатайством «выдать им гроб покойного о. Иоанна
для перевезения и погребения на одном из кладбищ г. Петрограда или его
пригородов, в ряду других умерших граждан; а также указать, как это сделать:
тайно, без оглашения, или открыто». В повторном прошении «вывезти тело умершего
пастыря из Иоанновского храма», которое датируется буквально тем же днем, уже
фигурирует Смоленское кладбище «или куда пожелают родственники, близкие»:
«Остаемся в надежде, что Губернский исполнительный Петроградский комитет
отнесется к нашей покорнейшей просьбе благосклонно и разрешит вывезти
тело Гражданина Р. С. Ф. С. Р.
И. И. Сергиева». Община просит также оставить им в
монастыре усыпальницу и храм во имя прп. Иоанна Рыльского.
Стали собирать деньги «на вывоз
Батюшки». Мария Трынкина пожертвовала 10000 руб., «Биржевая церковь» —
3050 руб. 26 ноября о. И. Орнатский описывает предполагаемый
порядок перенесения останков, назначенного уже на 1 декабря: «Все работы
по снятию мраморной плиты и изъятию наверх оцинкованного гроба будут
произведены в присутствии представителей власти, родных и друзей покойного
накануне в 8 ч. вечера… Официально… не будет сообщаться о дне перенесения
тела… Процессия двинется в следующем порядке: впереди крест и фонарь, затем
одни священники в облачении (каковым буду я…) затем колесница с гробом. Очень
желательно, чтобы в 8 ч. утра… был командирован в б. монастырь небольшой
наряд милиции во избежание могущих произойти к. - л. нежелательных
эксцессов. Процессия пройдет по самым малолюдным улицам: Геслеровский пер.,
Малый пр. П. С., 8-я линия, Камская ул. Тело почившего о. Иоанна будет предано
земле в ряду общих могил… будет перенесена с бывшей могилы надгробная мраморная
плита вместе с мраморным памятником, в который вставлена икона Преподобного
Иоанна Рыльского…» Отдел управления ПГИ выдал о. Иоанну Орнатскому бумагу
с разрешением на перезахоронение. Перенесение останков, однако, было
отложено до 8 декабря («Провожающих будет не более 100 человек»
— вновь пытаясь успокоить власти, пишет о. Иоанн Орнатский), потом до
28 марта. В марте вместо зачеркнутого «Смоленское кладбище» на
разрешительном мандате надписывают «Богословское». Под личную
ответственность о. Иоанна Орнатского ему — единственному священнослужителю —
24 марта разрешили сопровождать процессию через Гренадерский мост
по ул. Братства, пр. Карла Маркса, Бабурину пер., Лесной ул., 1-й Муринскому
пр., Алексеевской и Иоанно-Богословской ул. до Богословского кладбища. Власти,
кажется, чрезвычайно опасались огласки и скопления почитателей Батюшки: Адмотдел
Ленгубисполкома в лице начальника подотдела Ильина опять предложил «сделать
распоряжение о принятии решительных мер к недопущению провожающих более указанных
100 человек».
Однако перезахоронения так и не
произошло. 27 марта, накануне предполагаемой даты, Ильин сообщил в Петроградский
и Выборгский райисполкомы, что «захоронение трупа Иоанна Кронштадтского не
состоится ввиду поступившего 26/III заявления родственников последнего, в коем
по не зависящим от них причинам отказываются от получения трупа и его
захоронения на указанном в отношении кладбище». Перезахоронению препятствовали,
вероятно, и сестры монастыря (судя по их позиции в дальнейшем), и обновленческая
бывшая «двадцатка», которая уверяла в письмах Смольный, что «на Ленинградской
стороне Тихоновская поповщина соединилась с белогвардейцами деникинского и колчаковского
режима церковниками» (имелась в виду община о. Иоанна Орнатского) и на деньги
от продажи монастырского имущества «хочет… батюшку отца Иоана перетащить на
Смоленское что делать не полагается и против чего рабочие протестуют.
Насупротив вывоза батюшки с его места на смоленское будут ити и Путиловцы и все
рабочие и на других заводах. И будут тоже писать у Смольный…».
Возможно также, что здесь не обошлось
без поддержки властей, к тому времени осознавших, что перенесение сделает
святыню доступной людям. По словам И. К. Сурского, «слуги антихристовы
поняли, что на кладбище паломничество к могиле великого праведника и чудотворца
нельзя будет удержать и предпочли закрыть доступ в усыпальницу о. Иоанна.
Тогда паломники стали класть земные поклоны у переднего угла здания Иоанновского
монастыря».
Тем временем вовсю шла разнузданная
кампания борьбы с почитанием Всероссийского Пастыря и его мощей. Особенно
усердствовала «Красная газета». «Рабочие завода “Электрик” в прошлом году взяли
для себя дом общежития Иоанновского монастыря, — писала она 24 мая
1924 г. — Дом черной своры тунеядцев превратился в красную казарму
тружеников. Все бы хорошо, да не совсем. Черные тени иоаннитов и белые платочки
иоанниток все еще витают около бывшего монастыря. Там в подвале лежит их батя —
Иоанн Кронштадтский. Там по-ихнему его мощи, а потому они и ходят туда
плакаться и лизать пыльные стены подвала. Не пора ли разрушить старое гнездо
черных ворон?». Через два дня сообщалось, что «объединенное заседание
коллектива РКП и РКСМ з-да Электрик им. тов. Скороходова выдвигает вопрос
об общежитии в б. Ивановском монастыре. — Нам, — говорит тов. Чижов, —
присылают грозные письма, будто бы от рабочих Путиловского и Балтийского
заводов, в которых нас ругают за то, что мы выслали из монастыря их «сестер».
Конечно, никто не поверит тому, что у наших рабочих были сестры в монастырях, и
по существу речь идет из-за помещения, вернее, из-за «мощей» Ивана Кронштадтского.
Они находятся в подвале и к окнам этого подвала по вечерам совершается целое
паломничество. Коллектив определенно заявляет: пора убрать оттуда старый ненужный
хлам и уничтожить мракобесие».
Непосредственным шагом к принятию
властями окончательного решения о судьбе захоронения послужило то, что
почитание святых останков о. Иоанна продолжалось, равно как и попытки спасти их
от осквернения. В заявлении от 9 февраля 1926 г. в Ленинградский губисполком,
подписанном председателем приходского совета Андреевского собора в Кронштадте
И. Тюлькиным, указывалось: «Ввиду закрытия Ленинградского Иоанновского что
на р. Карповке женского монастыря, в подвальной церкви которого погребены
останки протоиерея Иоанна Ильича Сергиева, Приходской Совет Кронштадтского
Андреевского собора обращается в губернский Исполком с ходатайством о
разрешении перенести останки почившего Кронштадтского протоиерея в г. Кронштадт
для погребения в Андреевском соборе, в подвальном его помещении. Протоиерей
Иоанн Ильич Сергиев начал свою службу в Кронштадтском Андреевском соборе и
кончил ее в том же соборе, прослужа в нем 53 года. В верующих массах
почивший протоиерей был известен под именем Кронштадтского и сейчас в памяти
верующих он сохранил за собой звание Кронштадтского. Если обстоятельства
заставляют потревожить гробницу прот. Иоанна Сергиева и перенести его останки
из усыпальницы упраздненного монастыря, то приходской совет Кронштадтского
Андреевского собора, являясь выразителем мнения всего прихода, полагает
справедливым, чтобы останки Кронштадтского протоиерея были выданы верующим того
собора, где почивший протоиерей прослужил 53 года, и были в нем
похоронены».
Власти вновь почувствовали угрозу
появления чтимой святыни в действующем храме и решили действовать оперативно.
Первая резолюция на заявлении кронштадтцев гласила: «Полагаю совершенно
невозможным удовлетворить просьбу. Степанов. 10/II-26 г.». Однако
окончательное решение по данному вопросу Степанов предлагал вынести на
президиум Райисполкома. Решение это в архиве не обнаружено, но очевидно, что на
Президиуме было принято решение о замуровании усыпальницы.
Почти одновременно из Петроградского
райисполкома позвонили в ГПУ и 12 февраля переслали туда копию заявления
приходского совета. ГПУ уже занималось этим «политически важным» вопросом. Еще
4 февраля в стенах закрытой усыпальницы побывал уполномоченный 3-го отдела
следственно-оперативной части Алексей Макаров. К 16 февраля он подготовил
доклад для начальника части Леонова следующего содержания (фактическая сторона
и правописание — на совести автора): «Ивановский монастырь закрыт,
на основании постановления Губисполкома. В течение 2 лет церковное
здание монастыря использовано не было. Бывшие обитатели монастыря — монашки, в
течение 2-х лет, при содействии небольшой кучки верующих, руководимых
анти-советским элементом, старались монастырь открыть вновь, и вновь начать эксплоатацию
верующих могилой Ивана Кронштадтского. Все старания при этом были положены на
то, чтобы гробница Ивана Кронштадтского сохранилась при монастыре. Они были
против и того, чтобы Иван Кронштадтский был перенесен на одно из кладбищ гор.
Ленинграда, и когда родственники Ив. Кронштадтского намеривались уже это
проделать — монашки запротестовали вплоть до угроз: убить того, кто прикоснется
к Ивану Кронштадтскому. Вследствие чего назначенный перевоз Ив. Кронштадтского
на Богословское кладбище был приостановлен, в виду отказа св. Орнатского,
из-за боязни. В настоящее время церковное и монастырское здания заарендовали
Государственным Научно-Мелиоративным Институтом. Производится капитальный
ремонт и помещение приспосабливается к институту (снимаются кресты, колокола
и пр.). Остается разрешить вопрос с могилой Ивана Кронштадтского. Со
стороны института, повидимому, с ведома Петроградского Райисполкома, предложено
могилу Ивана Кронштадтского замуровать (проходы заложить кирпичами). 4-го
февраля с. г., я, осмотрев помещение, где помещается могила Ив. Кронштадтского,
нашел, что вследствие такого предложения Института — прежде всего: 1) теряется
до 200 саж. хорошего подвального помещения с бетонированным полом; 2) при замуровке
будет замурована часть труб парового отопления, а при порче парового отопления
может явиться надобность замуровку разламывать. Кроме сего, оставлять могилу
нетронутой, да еще замурованной — это равносильно сохранению могилы. В
настоящее время монашки, да и та фанатичная масса верующих, почувствовав, что с
занятием монастыря институтом, пропадает всякая возможность на эксплоатацию
верующей массы могилой Ивана Кронштадтского, вновь возбуждает ходатайство о
перенесении гроба Ивана Кронштадтского на одно из Ленинградских кладбищ, чтобы
иметь возможность на эксплоатацию. Между тем, с занятием монастыря — Институтом
имеется возможность раз и навсегда покончить с могилой Кронштадтского. Для чего
мраморную гробницу разобрать, гроб Кронштадтского опустить на глубину 2-х
метров, а пол забетонировать, предоставив для Института все подвальное
помещение. С переносом гроба Ив. Кронштадтского на одно из кладбищ — появится
новое поклонение и не пройдет несколько лет, как на месте захоронения будет
выстроена церковь».
Тем временем по инициативе районных
властей началась замуровка усыпальницы. «Новая вечерняя газета» 18 февраля
сообщала: «После передачи бывшего Иоанновского монастыря Научно-мелиоративному
институту среди религиозно настроенных обывателей, у которых еще до сих пор имя
Иоанна Кронштадтского окружено ореолом святости, распространился слух, что
могила «старца» в монастыре будет разрушена, а самое тело… вывезено неизвестно
куда. От некоторых из почитателей «святого батюшки» поступили даже предложения
предоставить им право вывезти прах по их усмотрению. Между тем могила…
осталась в неприкосновенности и подвал, где она находится, в настоящее время
замурован и вход в него закрыт (курсив мой – А. Б.). Любопытно, что многие
из почитателей «отца», проходя мимо окон подвала,… бросали медные деньги.
Окрестные мальчуганы, устроив дежурство для наблюдения за иоаннитами, затем эти
копейки спокойно собирали и превращали в леденцы и кинобилеты». Газета
умалчивала, что между 13 и 23 февраля из усыпальницы были изъяты для
продажи мраморные иконостас и престол, и подобная ретивость районных властей не
была одобрена Адмотделом Губисполкома.
16 февраля в Секретариат
Президиума Ленгубисполкома с грифом «Секретно» были отправлены следующие
документы: доклад Макарова с резолюцией Леонова: «Лично тов. Кондратьеву.
Полагаю, что давать разрешение на перенос гроба не следует, тем более в
Кронштадт. Прошу сообщить ваше мнение», отношение исполкома Петроградского
райсовета (вероятно, с решением замуровать вход в крипту) и копия заявления
приходского совета Андреевского собора. 23 февраля зам. начальника Адмотдела
Ленгубисполкома Трушин и зав. церковным столом Смирнов «ввиду того, что данный
вопрос имеет значение политического характера», просят Петроградский
райисполком приостановить продажу изъятых им из усыпальницы мраморного
иконостаса и престола, «а также подтвердить правильность появившейся заметки в
Новой вечерней газете о состоявшемся замуровании указанной усыпальницы».
Вскоре дело стало предметом тайного
рассмотрения Малого Президиума — после других вопросов, и с участием
представителя Петроградского райисполкома. 26 февраля датирован самый
важный для нас документ за подписью самого Председателя Губисполкома, который
следует привести целиком: «В секр. дело. М(алый) През(идиум Губисполкома).
26/II с. г. без занесения в протокол решено помещение гробницы Иоанна Кронштадтского
замуровать и спустя два-три месяца гроб опустить ниже на два-три аршина, а пол
над могилой забетонировать. 27/II 26. Ларионов».
Распоряжение Ларионова носило
компромиссный характер и соответствовало представлению ГПУ. Оно предусматривало
сокрытие мощей в два этапа, которые следовало осуществить в разное время —
немедленно замуровать гробницу (что предлагалось ранее Петроградским
райисполкомом, и что уже осуществлялось де-факто), но так, чтобы через два-три
месяца ее открыть, перезахоронить гроб на большей глубине и забетонировать пол
(что считал нужным сделать уполномоченный ГПУ А. Макаров).
Какие могли быть альтернативные
варианты? Перевезти останки, как уже указывалось, означало создать новый очаг
почитания Кронштадтского пастыря (в 1926 г., когда уже закрыто, например,
большинство домовых церквей и несколько лет не возводятся храмы, сотрудник ГПУ
всерьез боится постройки церкви над мощами!). Просто вывезти и уничтожить мощи
власти, вероятно, боялись. «Сестры не смогли помешать тому, что усыпальницу
замуровали, но продолжали охранять ее. По словам послушницы Татьяны
Щеголихиной, они «зорко стерегли честные святые мощи дорогого нашего батюшки
Иоанна Кронштадтского, хотя они и замурованы в усыпальнице сатанинскими
руками». Были живы и родственники св. Иоанна — не случайно власти вынужденно
привлекали их в случаях попыток перезахоронения или «замуровки» гробницы.
Следует учесть, что гробница в Иоанновском
монастыре являлась могилой, причем совсем недавней и посещаемой близкими.
Никакого мнимого разоблачения «обмана церковников», чем пытались оправдать
вскрытие мощей, ожидать здесь не приходилось — кроме останков о. Иоанна, в
усыпальнице ничего более находиться не могло. Уничтожение же захоронения
создало бы юридические проблемы и для беззаконной власти. Даже при повсеместном
грабежах и срытиях некрополей (а в 1926 г. эпоха такого рода кощунств еще
не наступила) формально всегда устанавливался срок для перенесения
родственниками останков на действующие кладбища. Здесь, в пределах крипты, без
привлечения дополнительного внимания, предполагалось внешне уничтожить
гробницу, а, когда страсти улягутся, использовать усыпальницу для практических
нужд, на чем настаивало ГПУ и что произошло при последующем ее переоборудовании
под бомбоубежище. Нельзя исключить, что и в сердцах врагов Церкви тлела искра Божия
— мы не можем отрицать, что и за кощунственными словами могли скрываться иные
мотивы. Во всяком случае, здесь Промысл Божий действовал через «Соломоново
решение» властей.
Об очень быстром окончании исполнения
первой части решения свидетельствует сохранившийся документ — «Акт ликвидации
прохода к усыпальнице Иоанна Кронштадтского» от 1 марта 1926 г., в
котором сказано: «Сего числа была проведена окончательная замуровка арки прохода
в усыпальницу с левой стороны при спуске с лестницы… толщиной в два кирпича
(12 вершков). Перед окончательной заделкой в помещение усыпальницы были
допущены родственники священника Иоанна Сергиева — священник Орнатский, Орнатская,
Макеева. При осмотре гробницы таковая оказалась в неприкосновенности. В
помещении усыпальницы в момент окончательной замуровки никаких вещей или
предметов не было, за исключением самой гробницы и лежащей на ней маленькой
иконы простой работы в мраморной рамке» (курсив мой — А. Б.). То, что
«усыпальница действительно замурована», подтвердил 11 марта секретарь Петроградского
Райисполкома.
Не обнаружены документы об
осуществлении второй части распоряжения,3 но вероятность того, что это
произошло, весьма высока. Такого уровня секретные распоряжения, тем более
согласованные с ОГПУ, подлежали обязательному исполнению и в связи с этим они,
как сами собой подразумевающиеся, могли не быть документированы (хотя поиск
соответствующего документа следует продолжить). Акт же об исполнении первой
части работ — «замуровке» — связан с присутствием при этом родственников св.
Иоанна. Эти работы уже нашли отражение в прессе и вообще должны были
получить широкую огласку.
Власти как будто успокоились после
марта 1926 г. — никакие другие, более поздние, постановления по поводу
гробницы не обнаружены. Подтверждением пребывания св. мощей в усыпальнице
в начале 30-х гг., служит обнаруженный М. В. Шкаровским
и приводимый им документ — обвинительное заключение по делу сестер Иоанновского
монастыря от 19 марта 1932 г., в котором, в частности, говорилось: «Замурованный
гроб Иоанна Кронштадтского в подвальном помещении бывшего монастыря
прославляли как «святые честные мощи» и распространяли заведомо ложные слухи
о том, что якобы гроб этот будет соввластью уничтожен, тем самым верующих
злоумышленно вводили в заблуждение, которые толпами ходили к гробу и, молясь на
него через «окошечко», всячески поносили соввласть» (курсив мой — А. Б.).
О судьбе усыпальницы в 1930-е гг.
сведений не обнаружено, но, вероятно, в это время святыня оставалась непотревоженной.
Открытое почитание мощей о. Иоанна, как это было в середине 20-х гг., тогда уже
не представлялось возможным и осквернять повторно гробницу в целях
«антирелигиозной пропаганды» для безбожников не было смысла. Трудно
предположить в стенах функционировавшего госучреждения и разграбление
мародерами замурованной усыпальницы — там уже не было ничего ценного, мощи же
были труднодоступны.
В годы Великой Отечественной войны
«храм-усыпальницу размуровали и устроили в нем бомбоубежище. В этот период
гробницы уже не существовало, а пол на ее месте был забетонирован (как и было
решено 26 февраля 1926 г. Малым Президиумом Ленсовета)… Уже в
послевоенное время представители райисполкома на вопрос о судьбе мощей
отвечали, что так как почва на месте усыпальницы болотистая, мощи, вероятно,
опустились ниже (в такой искаженной форме могла передаться информация о
тайном перезахоронении их на 2 метра вглубь под полом храма)», — указывает
М. В. Шкаровский.
На сегодняшний день можно утверждать,
что в период с конца апреля по начало июня 1926 г. мощи св. Иоанна в
оцинкованном гробе (по свидетельству о. И. Орнатского) были сокрыты под
полом усыпальницы на глубине 0,8–1,6 м (по распоряжению Ларионова, Макаров
рекомендовал на 2 м) и пол забетонирован. Прослеживается аналогия
с захоронением святителя Патриарха Тихона в 1992 г., только там мощи
были сокрыты самими православными.
На Архиерейском Соборе
1990 г. 8 июня о. Иоанн был причислен к лику святых. Определено было
«телесные останки святого праведного Иоанна, покоящиеся под спудом в основанном
им Иоанновском монастыре, считать святыми мощами». «Существует пророчество
самого святого, что его мощи будут утрачены и затем обретены в трудное для
русского народа время. А людей при этом соберется множество: очередь, чтобы
приложиться к мощам, будет стоять от Карповки до Александро-Невской лавры».
Если будет на то воля Господня, данные сведения в надлежащее время могут помочь
свершиться обретению святых мощей величайшего русского праведника прошлого
столетия.
Материал взят с сайта http://www.ioann.by.ru.
|
|
|
|
