отец Димитрий
10 Марта 2011 |
Ответ:
Дорогой Сергий, этот евангельский отрывок, который некоторых соблазняет своей формой, замечательно, на мой взгляд, объясняет покойный Владыка Антоний Сурожский. К нему я и переадресую:
"Хананеянка, которая приступила ко Христу, моля Его исцелить ее беснующуюся дочь, – язычница: в то время евреи, единственные, кто верил в Единого Бога, не общались с язычниками, сторонились, чуждались их. И вот эта женщина подходит ко Христу: это уже говорит о том, что она в Нем увидела нечто, чего она не видела в других, что она почуяла нечто в Нем: чутьем, сердцем уловила что-то, что внушило ей доверие и сняло с нее страх, что она будет прогнана.
И она обратилась к Нему со словами, которые мы находим также в Евангелии от Марка на устах слепого Вартимея: Иисус, сын Давида!.. Это уже – исповедь веры: конечно, не во Христа как Сына Божия, но во Христа как рожденного от царственной ветви Давида, из которой должен родиться Спаситель мира: Иисус, сын Давида, помилуй мою дочь! Она беснуется...
А Христос идет Своим путем, молча, не отзываясь на ее крик. И ученики обращаются к Нему: Отпусти ее, – она же за нами следует, как бы преследуя нас этим криком надежды и отчаяния... „Отпусти ее” не значит „прогони”: это значит: Неужели Ты не пожалеешь? Она же тоже человек – или нет? Или нам чуждаться таковых? Разве человеческое горе в язычниках не так же страшно мучительно, как и в нас? Отпусти ее с миром...
И Христос говорит: Я не послан ко всем: Я послан к погибшим овцам израильского дома... Хананеянка же отвечает: Господи! Помоги... Она не отвечает на Его замечание, что Он не к ней послан; она просто верит, что Он ее пожалеет; она не спорит; она не утверждает: Как же так, – я тоже человек! – нет, она просто верит... И Христос испытывает ее веру еще раз; Он эту веру, конечно, знал; и хананеянка, верно, знала Его прозрение; но ученикам, вероятно, надо было измерить глубину веры, на которую способен язычник. Он ей говорит: Нехорошо отнять хлеб от детей и отдать псам... Эти слова кажутся такими жестокими, беспощадными; мне кажется, что их можно понять, если представить себе Спасителя, опустившего Свой взор – внимательный, вдумчивый, сострадательный взор – к поднятым глазам этой женщины; она слышала эти слова – как она слышала и другие жесткие слова – но она слышала их, и одновременно видела лик Божественной Любви, обращенный к ней. И она отвечает как бы с улыбкой: Да нет, Господи! Ведь и собаки питаются от крупиц, которые падают со стола их хозяев... Это можно сказать только из глубины веры и из сознания, что жестокие слова не исходят из черствого сердца.
И Спаситель тут, как в других случаях, на веру отзывается любовью и Своей властью целить, миловать и спасать: О женщина! Велика вера твоя! Да будет тебе по желанию твоему. И исцелилась дочь ее в тот час. Здесь мы видим еще и еще раз, что нет предела, нет границ Божию состраданию, что Он не делит людей на верующих и неверующих, на своих и чужих: для Него чужих нет – все свои; но вместе с этим Он и ожидает и требует от нас не легковерия, а истинной веры, готовности довериться Богу, но и готовности пробиться к Богу криком, мольбой, верой. И этому мы должны научиться от хананеянки. Аминь."
И еще:
"Как нам привычен и как близок рассказ о женщине-хананеянке, которую Христос услышал, когда она настойчиво просила об исцелении своего ребенка; и как многому мы можем научиться из него!
Эта женщина пришла в душевной муке, с истерзанным сердцем, потому что дочь ее была больна: и она молила об исцелении, о милосердии Божием. И Христос как будто ее не слышит. И когда она еще настойчивее просит о помощи, снова и снова, Он говорит: Я пришел для того, чтобы принести милость и исцеление детям Израильским... И женщина посмотрела на Него, и не было суровости в Его лице, не было бессердечного безразличия; увидела она, вероятно, улыбку, улыбку бесконечно ласковой любви, которая сказала ей: Проси! Стой на своем! Продолжай – потому что ты права... И она просила снова: Да, за столом едят хозяева, но собачки-то питаются их крошками!.. И этот разговор – такой теплый, такой человечный, являет нам еще раз по-новому человечность Божию, Его подлинную человечность, Его способность всегда услышать, всегда отозваться сердцем, всегда обернуться к нам с улыбкой, говоря: Ты действительно просишь со всем убеждением, – ты уверен?.. И когда мы скажем: Да, Господи, уверен! Из всей глубины моей нужды, из всей глубины убеждения я обращаюсь к Тебе, ни к кому другому, но к Тебе, Господи и Боже, – то Христос отвечает.
Но Он не только отзывается на ее мольбу; Он исполняет больше, чем ее мольбу; Он учит Своих учеников, а за ними и всех нас, чему-то такому важному. Из столетия в столетие мы слышали этот рассказ, и если подумать о себе, и подумать в тех категориях, в которых столько писателей древности говорили о человеке, его душе, о человеке в целом, – не можем ли мы научиться чему-то очень конкретному и практическому? Мы обращаемся к Богу с нуждой, мы обращаемся к Богу о помощи, о том, чтобы бремя было снято с наших плеч – да. Но не случается ли, что после короткого времени мы отступаемся, пожимаем плечами и говорим: К чему обращаться к Богу? К чему молиться? Он безучастен, Он не отзывается; ответа нет, никакого отзвука нет; я кричу в пустое небо – где Он? стоит ли молиться вообще?.. И тут хананеянка скажет нам: Да, стоит молиться, потому что Он не испытывает тебя по жестокости, Он только спрашивает тебя Своим молчанием: Ты действительно уверен? Ты действительно хочешь исцеления? Ты действительно пришел ко Мне? Пришел ли ты ко Мне, как к последней надежде? Готов ли ты принять то, что просишь – смиренно, не как должное, не по праву, а просто как дар милосердия, милости, ласковой Божией заботы?.."
|
